Книга Король в моем плену  - Стелла Вайнштейн

— Вы никогда его не носите, — с обвиняющими нотками сказала она. — Я видела его в шкатулке с драгоценностями мельком, когда убиралась у вас в комнате.

Не надевала с того первого дня и не надену никогда. Слишком больно видеть осколок прошлой жизни. В нитке жемчуга, в белой толстовке и джинсах я очнулась посреди охотничьих угодий Айнура. Два дня скитаний, дикого страха, голода, ночевки в ветвях дуба под завывание волков. Затем на меня наткнулся принц, который ныне сидит у моих ног. Кстати, он, кажется, не узнал ожерелья. Что ж, мужчины редко обращают внимание на мелочи. Глупо ожидать, что он хранит в памяти роман семилетней давности, да еще помнит, что было надето на испуганной замызганной девице.

— Как же оно могло оказаться под твоим матрасом, Верина?

— Не знаю, ваше темнейшество! Кровать Айи стоит рядом, пусть она скажет, как ваше украшение оказалось в моих вещах.

— Становится все занятней. Айя, пойди-ка сюда.

Темноволосая тихая Айя страшно заикалась, старалась в любых обстоятельствах слиться с обоями. Я подумывала сделать ее своей горничной, чтобы чуть-чуть отогреть бедняжку, тем более Сиенна отзывалась о ней весьма положительно.

Айя испуганно вжалась в стену, неохотно качнулась вперед, встала подле Верины.

— Я н-н-не б-б-б…

Девушка запнулась, образовалась неловкая пауза.

— Ну вот, опять из нее слов клещами не вытянешь, — недовольно подчеркнула Верина. — Она всегда мямлит, когда волнуется. Ее поймали на краже, вот и тянет время.

— Н-н-н… — замычала Айя, отчаянно жестикулируя.

— Хватит, — устало махнула я, прекращая попытку Айи оправдаться. — Вижу, доказать ничего невозможно, ее слово против твоего. Говоришь, видела лишь мельком ожерелье, Верина?

— Да, ваше темнейшество.

— Держала ли его в руках?

— Не смела, ваше темнейшество.

Рейсвальд вновь придвинулся ко мне, намереваясь дать совет. В животе затрепетали бабочки от близости мужчины, как у девушки-подростка. Положила ладонь на его плечо и настойчиво отстранила.

— Не буду наказывать слишком строго, — сказала скучающим голосом, надеясь, что рыбка заглотит наживку. — В конце концов, нитка жемчуга вернулась почти в целости и сохранности. Не хватает лишь двух бусин, которые вам обеим придется отработать.

Айя покорно опустила голову, принимая вердикт, а вот Верина встрепенулась:

— Неправда! Все бусины на месте, их ровно пятьдесят. Пересчитайте, ваше темнейшество, сами увидите!

Я кивнула, считая вслух, перебрала в руках до боли знакомую нитку. Пятьдесят неровных жемчужинок, каждая непохожа на свою товарку.

Верина засветилась, как медный грошик, уверившись в своей непогрешимости. Как же раньше я не замечала этой фальши? Определенно, я переоценивала свои способности видеть людскую суть, впредь буду намного осторожней.

— Надеюсь, теперь все убедились, что по крайней мере одну ложь удалось вывести на чистую воду. Верина, чтобы пересчитать все бусины, ожерелье нужно долго рассматривать или держать в руках, а не видеть мельком, как ты утверждала ранее. Не знаю, скажешь ли ты что-либо о своих мотивах, но, надеюсь, всем присутствующем ясно, кто настоящий вор!

— Вы его даже не надевали никогда, госпожа ведьма! Оно вам совсем не нужно, а мне замуж выходить весной, праздник справлять не на что! Пожалейте, вы же всех жалеете…

— Верина, не испытывай моего терпения. Ты изгоняешься из моих владений. Надеюсь, ты помнишь условие неразглашения. На тебе всегда мои чары, и, если не хочешь обратиться в свинью, помалкивай о годе службы в замке.

— Смилостивись, темнейшая госпожа!

Ее уже уводили стражники. Я устало откинулась на спинку трона. Магия зудела в мышцах и требовала выхода, как постоянная зубная боль. Рейсвальд внимательно осматривал меня, в его взгляде сквозило нечто похожее на восхищение.

— Рад видеть, ваше темнейшество, что вы не нуждаетесь в моих советах.

— Наоборот, Рейс, я только что убедилась в том, как полезно было бы стать твоей ученицей во всем, что касается вершения людских судеб. Спасибо за то, что убедил устроить суд по всем правилам.

— Презренный раб не достоин великой похвалы от строгой госпожи.

Кажется, Рейсвальд решил получить удовольствие от каждой минуты вынужденного пленения. Он так и сочился сарказмом, от его фигуры веяло властностью, будто это Рейс сидит на троне, а я у его ног. Если бы не дрогнувший уголок губ, я бы даже могла принять его слова всерьез.

— Послушный раб, — решила продолжить игру и позволила себе удовольствие погладить его по голове. — Быстро учишься.

Он все-таки улыбнулся во весь рот, но постарался спрятать это, склонив голову. Ну вот, не прошло и дня, как Рейсвальд перестал воспринимать мои слова всерьез. Все-таки не получилось поиграть в строгую домину в кожаных ремнях с плеткой в руках. Ах, Рейс так хорошо смотрелся бы с заведенными за спину связанными руками и с кляпом во рту, полностью обнаженный… Видимо, не судьба. Я накрепко запуталась в собственных желаниях, знала лишь одно: когда на губах Рейса играет улыбка, словно солнце светит в груди. Несмотря на предательство Верины, у меня хорошо на душе. Хочется, чтобы он был рядом всегда…

Одернула себя от грез. Впереди суд над Руйвилем, следует собраться, а не растекаться лужицей около пленного короля.

Лакей уже занял свое место, смотрел дерзко, будто правда была на его стороне.

— Я признаю вину, — сказал он без обиняков. — Отпиливал завитушки у подсвечников, отправлял в Каменный Ручей. У меня растет сын, мать которого в свое время вышла за другого. Ее муж погиб во время последнего набега из Сарнира, Магида осталась одна с пятью голодными ртами. Готов принять любое наказание, госпожа, только не гоните.

— Не понимаю, — прошептал Рейс. — Разве вы, почтенная госпожа, не платите жалованье слугам? Лакей смеет говорить так, будто не я один, а все они — ваши верные рабы…

Густо покраснела, просто вся залилась краской, как помидор. Во всем замке жалованье получали лишь стражники, нанятые мною по контракту. Остальные были, по сути, беженцами, появлявшимися время от времени из леса и умолявшими найти им место. Я давала им кров и пищу, находила занятие, стараясь считаться с предпочтениями, но и не позволяя лентяйничать. По сути, они все работали не для меня, а для того, чтобы замок функционировал — чтобы на полях росло зерно, в кухне готовилась еда, вещи были на своих местах. Зарплата просто-напросто выпала у меня из головы, так как весь этот замок представлял для меня сплошной убыток. Содержание древней развалюхи подорвало мой когда-то вполне существенный капитал, сколоченный на продаже трех артефактов и предоставлении весьма щекотливых услуг сильным мира сего.

А ведь Рейсвальд сказал правду — без жалованья все обитатели замка не что иное, как рабы…

Стыд и позор на мою голову.